Этим материалом известного горловского журналиста Ирины Шевченко сайт Gorlovka.ua открывает спецтему «День Победы 68 лет спустя. Воспоминания фронтовиков». И первая публикация по рассказам Василия Ивановича Борзенкова о захвате немцами и последующем освобождении Горловского химического завода.

…Родители мои жили в селе Троицкое Верхне-Любажского района Курской области. Отец Иван Васильевич Борзенков, ещё в 1939 завербовался на строительство химзавода в Горловку. Он уехал, а мы - мама Вера Викторовна и пятеро детей, остались ждать весточки. Когда он написал, что можно приезжать, очень обрадовались: как же - новая жизнь впереди!

Была ранняя весна 1941 года. Приехали мы на станцию Горловка, и оказалось, что до нового места жительства надо ещё пешком идти километров десять. Хорошо, что вещей было немного: мешок, рюкзаки, сумка...

Поселили нас в фибролитовом доме, по улице Молокова (потом Щербакова). Всех в одной комнате. Мама такой счастливой была, словно ей дворец подарили. Неизбалованные тогда люди были, малому от души радовались. А я растерялся: печи-то русской не было,  а как же без печи? Посёлок был небольшой. С одной стороны завод, с другой - лес. Так я десяти лет от роду стал горловчанином и впервые увидал заводские трубы.

Мальчишки всегда играли в войну. И всё же 22 июня, когда объявили, что началась настоящая война, мы оказались к этому не готовы. Отец ушёл на фронт по общей мобилизации, а завод начал готовиться к эвакуации. Уезжать собирались в основном семьи специалистов, у которых была бронь. Нас же в эвакуацию не взяли. Последний эшелон ушёл в октябре. Посёлок опустел. И в магазинах стало пусто. Потом начались бомбёжки.

Вначале на заводе стоял дивизион охраны, но он как-то неожиданно быстро эвакуировался, солдаты не успели даже съесть свой обед - рассыпчатую гречневую кашу. Мы, пацаны, обнаружили её на кухне сразу после их ухода, ещё горячую. Натаскали домой этой каши, неделю потом ели. Люди начали растаскивать по домам то, что ещё осталось на заводе: керосин, быков и технику из подсобного хозяйства, спецодежду, кровати из солдатских казарм, вообще всё, что под руку попадалось. Странное было чувство: словно мир рухнул. Меня, мальчишку, страх какой-то неосознанный мучил, от того, что всё вокруг в одночасье изменилось. Власти не стало. Многие начали укреплять своё хозяйство, а были и такие, что немцев ждали.

Но тут вдруг пришли наши части, и на короткое время Горловка стала линией фронта. Опять возникло какое-то подобие порядка: руководство частей наказывало мародёров, присматривали за уголовниками, выясняли, кто почему в армию не мобилизован. К дезертирам все относились с презрением, выдавали их властям. Мы знали, что всё это ненадолго, потому что сводки с фронта были просто страшными. И всё же верили, что наши обязательно победят. Не знали, как и когда, но верили свято! Может, мы и войну выиграли в итоге, потому что другой мысли большинство в голове и не имело...

А бои велись всё ближе. Вначале наши отбивали атаки итальянцев, которые наступали в этом направлении. Итальянцы вообще плохие солдаты, не было у них особого стремления к победе, столкнувшись с нашими, они практически сразу отступали. И никто их особо не преследовал. А потом наши вдруг как-то незаметно ушли. Мы и не поняли сразу, что остались без всякой защиты...

...Однажды морозным утром вдруг слышим скрип колёс. Смотрим, а это колонна немцев. Словно оборвалось что-то внутри. Только теперь мы поняли, что брошены. Верили, конечно, что наши непременно вернутся, но... В Старой Горловке сразу немцы комендатуру устроили. А в Новогорловке местная полиция расположилась в здании, которое рядом с нынешним райотделом милиции. Тогда там стоял обычный барак. Немцев мы видели нечасто. За порядком обычно следили полицаи из наших. Слышали мы о смельчаках, которые убивали полицаев, о комсомольских активистах, но сам я их никогда не видел.

А потом у нас расквартировали итальянцев и немцев. Наш квартирант-немец почти всё время проводил на службе. Дома бывал редко. Давал мне иногда кусок хлеба. Я брал, интересно было, что немцы едят. Квартиру немцы обычно не запирали, воровства у них не было,  да и часовые везде стояли.

На территории завода немцы устроили военно-полевые ремонтные мастерские. Сами они там, в основном, и работали, да ещё итальянцы. Нашим они не доверяли, и не без оснований. Всё вокруг было запружено немецкой и итальянской техникой. Итальянцы устроились ближе к Лысой горе, а немцы - ближе к посёлку. Сюда к нам присылали побитые танковые части.

Когда немцев разбили под Сталинградом, итальянцы стали потихоньку уезжать. А они вообще народ беспечный: уезжая - всё бросали. Много чего нам от них осталось. Бросили они склад "козлов" - веломашин, у которых вместо надувных шин жёсткий шланг, если ехать по неровной дороге - весь зад отобьёшь. Так мы эти велики с пацанами однажды и растащили и как выехали все разом! Увидели нас немцы - и в погоню! Родители следом, думали, что постреляют! Перепугались все! Но обошлось, велики забрали и отпустили.

В начале 1943 года немцы устроили у нас в лесу бензобазу. Пригнали составы по железной дороге. А там, где сейчас общежитие, лагерь военнопленных был, которых специально для работы на этой базе пригнали, человек 300. Они ручными насосами качали бензин из цистерн в бочки. Охраняли их наёмники, похожие на казаков, в такой необычной форме.

А потом пошли слухи, что скоро наши придут. Зимой, в жуткие холода, когда небо чистое-чистое, вдруг знакомый такой звук: наши летят! Начали сбрасывать листовки. Мы бегали, собирали и тащили домой. "Братья и сёстры! Не верьте немецкой пропаганде! Москва стоит! Сталинград стоит! Вас придут спасать! " - примерно такое в них писали. И это была такая радость!

В конце 1942 всё чаще над нами в сторону Енакиева, где фронт, летали наши бомбардировщики. А немцы высылали против истребители. Прикрывали бомбардировщики наши «ястребки». И мы смотрели бои, которые в чистом небе разворачивались у нас прямо перед глазами. Хлопки взрывов, горящие самолёты... Мне повезло, ни разу такой трагедии не видел, чтобы нашего сбили...

Летом сорок третьего в небе уже безраздельно господствовала наша авиация. Немцы, опасаясь бомбёжек, жались к гражданскому жилью. На бензобазу ни одной бомбы не упало, наши, похоже, берегли бензин для себя. Уходили немцы тихо и мирно. Военнопленных вывезли в теплушках, рассказывали, что под Донецком их освободили.

Однажды мы проснулись, а немцев нет. И пару дней никого не было. И вдруг видим, со стороны Воробъёвки наш солдат идёт, молодой такой парень. Все как бросились к нему и давай целовать...

                                                                   * * *

…И всё же немцы на посёлке очень многое разрушил и повредили. Некоторые производственные здания были подорваны, жилые дома сожжены, убытки составили 29. 537. 299 рублей...

…В 1943 году на таком же «почтовом» заводе в Чапаевске произошла авария, и случился страшный взрыв. Для истории ГХЗ он важен тем, что там в это время работали будущие директора нашего «почтового» - Владимир Александрович УХИНОВ  и  Юрий Никандрович ГЛУЩЕНКО. Погибло более 100 человек и ещё более 500 было ранено. Завод надолго был выведен из строя. Рассказывали, что, якобы, после окончания берлинской операции, нашли в архивах донесение агента о выполненном в Чапаевске задании. Но это было потом, а в сорок третьем директора Ухинова  и главного инженера Глущенко приговорили к расстрелу. Им повезло, потому что приведение приговора в исполнение отложили. Но страху они натерпелись. Может, именно это и сделало их предельно осторожными и внимательными, когда, спустя некоторое время, работали они оба на ГХЗ...

…3 сентября 1943 года Горловка была освобождена от немцев. И в этот же день пришёл приказ Наркомата боеприпасов о том, что исполняющим обязанности директора завода назначается Василий Ефимович СЕЛИН. А 15 сентября был издан приказ о необходимости восстановления завода. Шёл 1943 год и взрывчатка была нужна более, чем прежде. Территория завода оказалась заминированной. Трофейная команда извлекла из земли и зданий более 16 тонн взрывчатки, вся она была погружена в вагоны и отправлена на фронт.

А потом стали налаживать мирную жизнь. Оборудовали столовую и магазин, построили пекарню, восстановили железную дорогу и здание пожарного депо (в нём временно разместилось заводоуправление). Не хватало оконного стекла, и даже фанеры. Работала всего одна автомашина для подвоза необходимых материалов и продуктов питания, из 35965 метров квадратных довоенного жилья удалось восстановить около 7000. Запустили в работу подсобное хозяйство, в котором было всего два рабочих вола и одна лошадь.

22 ноября начальником завода назначили Василия Арсентьевича ЖЕЛОБЕНКО.

По плану пустить завод после восстановления надо было в декабре 1944 года. Сделать это было невероятно трудно: не было материалов. не хватало квалифицированных специалистов, отсутствовало горючие и необходимое оборудование. И всё же в апреле пустили ремонтно-механический цех. Это было большим достижением, потому что именно от работы этого цеха теперь зависели сроки восстановления основного производства.

В августе 1944 года приказом Наркомата боеприпасов директором завода был назначен Владимир Александрович УХИНОВ, тот самый, которого едва не расстреляли по обвинению в причастности ко взрыву в Чапаевске в 1943 году. С ним приехал и Юрий Николаевич ГЛУЩЕНКО. Ухинов был опытным и энергичным руководителем, дела на заводе заметно улучшились: быстрыми темпами восстанавливали жильё, набрали молодёжь, которая только что закончила школы ФЗО, пригласили специалистов с других заводов, отправили своих на стажировку на родственные предприятия, запустили парикмахерскую, швейную мастерскую по пошиву рабочей одежды, сапожную мастерскую, два магазина, в которых уже с мая можно было отоваривать продовольственные карточки. В подсобном хозяйстве для столовой вырастили овощи и рыбу.

И всё же жизнь была тяжкой. Столовая не могла обеспечить всех, а пайки по продовольственным карточкам были скудными. С октября начались задержки в выплате зарплаты. Многие всё ещё жили в холодных подвалах и ходили на работу пешком километров за пять-шесть. Зима обещала быть холодной и голодной…