Коммунистической стройки в разрушенном украинскими и «республиканскими» снарядами Дебальцево не получилось. Чтобы отстроить уничтоженное войной, нужны годы и миллиарды. Журналисты российского сайта «Фонтанка» увидели, как живет Дебальцево год спустя.

Дебальцево в версии-2016 на первый взгляд показался таким же, как в феврале 2015-го: такой же унылый серый день, разорванные снарядами дома, безлюдно. Но перемены есть. Хотя бы в том, что в этот раз для поездки не потребовалась вооруженная охрана. В том, что склад с гуманитарной помощью не окружают автоматчики. В том, что людей на улице нет, потому что они на работе, а не в подвале. В том, что в покореженных домах пусть не ударными темпами, но идут ремонтные работы.

Железная дорога исторически разделяет город Дебальцево на две части: Восточную и Западную. События февраля 2015 года это дробление усилили, оставив часть административных районов под контролем Вооруженных сил Украины. Но и на подконтрольной ДНР территории продолжается деление: на тех, кто уезжал, и на тех, кто остался во время войны.

16 февраля 2015 армии Донецкой и Луганской народных республик вошли в Дебальцево и завязали уличные бои с подразделениями Вооруженных сил Украины. Через два дня власти ДНР заявили о полном контроле над населенным пунктом. Когда в Дебальцево прибыли журналисты, мир узнал о городе-призраке, городе, где не осталось нетронутым ни одного жилого дома, городе, в котором нет воды, газа, электричества и продуктов питания. 19 февраля ДНР объявила о начале его восстановления.

В феврале 2016-го здесь снова работает железная дорога. Ежедневно пассажирский поезд доставляет местных на работу в Луганск. В Донецк составы пока не ходят. Зато без остановки вагоны с углем идут на территорию Украины. В официальном Киеве стараются обходить разговоры о бойкой торговле с теми, кого с властных трибун называют террористами. Проживающие в подконтрольном ДНР Дебальцево железнодорожники официально трудоустроены в «Украинских железных дорогах», на ту сторону ездят получать зарплату в гривнах. На территории ДНР в ходу только российские рубли. Поменять заработанные деньги можно по курсу 1 к 2.

– Кирпич тоже из России?

– Из России. Тут все с России. И рамы позавчера завезли. Окна. Полностью, на весь третий этаж. 

Во дворе дома 22 на улице Ленина, где аккуратной кучей свален кирпич, возятся два пенсионера. Самый говорливый – крепкий, лет 70, «боровичок» Иван Егорыч на время войны уехал из Дебальцево и не видел, как весь третий этаж его родной хрущевки разнесло снарядами. Живущий по соседству Николай Иваныч видел. Год назад он приходил в этот двор за водой к единственной работающей в городе колонке. Спустя год эта скважина по-прежнему спасает — от нее в квартиру Ивана Егорыча поступает электричество. Накануне во время разгрузки привезенных из России стеклопакетов рабочие оборвали кабель. Его-то Егорыч с Иванычем и чинят. Николай Иванович все время молчит. Иван Егорыч болтает без умолку, рассказывает о соседях, переселившихся в Краматорск и желающих вернуться, когда починят их дома.

Третий этаж дома Егорыча уже почти отремонтировали. Молодые рабочие из донецкой строительной компании балагурят и рассказывают о «гигантской зарплате» в 13 тысяч рублей. В соседнем помещении работает по виду совсем подросток – он из местных. Электрическая бетономешалка приспособлена для подъема по принципу лебедки. 18-летний Дима не разговаривает, нажимает на кнопку, принимает поднимающиеся ведра с песком, ссыпает в угол, скидывает тару обратно.

В доме напротив работают мужики из другой компании, но тоже из Донецка. Обычная картина здесь — многоэтажный дом поделен натрое: в боковых подъездах живут люди, а от центральной части остались только наружные стены, рабочие расчищают завалы, чтобы потом укрепить несущие конструкции и нарастить внутренние перекрытия.

– Да не надо меня фотографировать! Вон лучше «градину» сфотографируйте.

– Вы вот так, по внешнему виду, можете узнать снаряд «Града»?

– Ну, если мы здесь живем, и нас бомбят, уже и по звуку, и по виду различаем. Столько снарядов находили.

На первом этаже дома, где строители выковыривают из остатков крыши снаряд реактивной системы залпового огня, живет Екатерина Егоровна. В апреле прошлого года журналисты снимали у нее течь по стенам. Сегодня с порога говорит: «Не надо».

«Не стреляют, и бог с ним, выжили. Ребята, ничего не надо. А што писать? Уже теперь делают ремонт. Сказали, окна поставят. Пенсию мы получаем, российскую — пособие, а украинскую мы не получаем. Ничего, нормально. Гуманитарка. Магазины кругом работают. Все нормально у нас», – Екатерина Егоровна закрывает дверь.

Словами о том, что жизнь налаживается, встречает и начальник Дебальцевского горотдела образования Андрей Хилобок. В довоенном «большом» Дебальцево было 12 школ. В Дебальцево Донецкой народной республики их осталось семь, шесть из них уже работают. Из России на 1346 школьников прислали учебники, с 1 января питание полностью бесплатное, учителям выдали зарплату за январь.

– И зарплата без задержек? И все-то у вас хорошо? И все-то у вас замечательно?

– Не, ну как хорошо. Вот вы ходите по кабинету, разве в этой школе все хорошо? Полы прогнили. Но это уже мы на следующий квартал заложили деньги. Вот стену надо доделать. Она от взрывной волны накренилась.

На первом этапе вставили окна, заменили батареи. Чешская благотворительная организация «Человек в беде» закупила в каждую школу двухтонные баки, нагреватели и насосные станции. После установки оборудования у техперсонала холодная и горячая вода будет всегда, а не по пять часов утром и вечером, как во всем Дебальцево.

– Знаете, я просидел здесь с начала до окончания боевых действий. Радовался тому, что я выжил. У меня в погребе, который вмещает 3-4 человека, нас сидело 27 с детьми. Представьте? Бомбили нещадно. И днем, и ночью. Поэтому мы научились радоваться малому.

Андрей Владимирович Хилобок начальником горотдела стал в декабре 2015-го, а пришел учителем в школу почти сразу после того, как Дебальцево перешло под контроль ДНР. Родившийся и выросший здесь, за свои 52 года он построил уже немало карьер: по образованию педагог, в обкоме комсомола был первым секретарем, 25 лет службы в милиции завершились должностью замначальника горотдела, потом – юрист в банке, потом – замдиректора Мироновской ТЭС, потом — война.

– Потом началась мирная жизнь, сыну надо учиться. Пошел сначала учителем истории, потом стал замдиректора по воспитательной работе, взял себе класс, я ж и труды, и черчение, и нагреб себе все, что можно. У меня зарплата была — 12 800 российскими рублями. Сюда я пришел – потерял 1600 рублей.

Сегодня Андрей Хилобок сидит в кабинете на втором этаже школы №5, где расположен за неимением своего помещения отдел образования. Пустой, без компьютера, стол, шкаф, вешалка, новые окна без занавесок. Ухоженные, с маникюром, руки. Стильные, без оправы, очки. У него в подчинении с десяток женщин из отдела образования, не считая учительниц школ и воспитательниц детских садов. Этот бабский батальон каждый день воюет с рабочими, которые не хотят ничего слышать о нормах СанПина, а только стремятся побыстрее сдать объект. Для таких горе-строителей у Андрея Владимировича есть «волшебный пендель» в виде министра строительства – его именем он заставляет переделывать халтуру.

– Печально, что есть такое отношение людей. Особенно это те, которых во время войны здесь и не было. Один мой товарищ в ополчении был. Так при первом же взрыве его так «контузило», что он очнулся на границе с Российской Федерацией. Он бросил тут все — и вещи, и тещу, и детей, и все на свете, а сейчас приехал — участник боевых действий. А я отсидел от А до Я и никакого статуса не имею. И никаких льгот не имею. А он участник. Ходит, медальку прицепил — Герой Отечества.

– Вот я иду по городу, все ж знают меня и все спрашивают: когда-когда-когда?

Ольга Николаевна работает в сфере дошкольного образования больше 30 лет. Войну прожила здесь. В подвале. Вместе с бабушкой-соседкой и парализованным отцом. 18 февраля для них закончилась война. В марте запустили первый и пока единственный детский сад «на 150 деток». Еще примерно 600 малышей сидят по домам и ждут. На Новый год для них устраивали утренники, дарили подарки. Трудно представить, как по разбитым танками дорогам мимо изувеченных домов к этому наспех скроенному детсаду шли «снежинки», «зайчики», «белочки», «принцессы». Ольга Николаевна говорит, что пап, мам, дедушек и бабушек пришло к ним в гости даже больше, чем самих детей.

Война изменила сознание. Просидевшей в подвале на воде и печенье Ольге Николаевне больше не хочется нового телевизора или норковой шубы. Она и гуманитарную помощь не ходит получать за отца, считая, что ее зарплаты в 10 тысяч и его пенсии в 2 тысячи достаточно. Обижает только то, что соседи, переждавшие войну в безопасности, считают по-другому.

– Они настроены как-то потребительски. «Дай, дай» – вот это мне как-то очень не нравится. Как узнали, что нам и зарплаты платят, пенсии платят, сразу приехали. Они совершенно другие люди, совершенно другого мира.

За минувший год сюда вернулись около 8 тысяч человек. На сегодняшний день население города Дебальцево насчитывает 17 тысяч. В конце 80-х здесь проживали 45 тысяч человек, за последние 25 лет их число уменьшилось до 30 тысяч. С началом вооруженного конфликта в 2014 году дебальцевцы бросали свои квартиры и уезжали. Как результат – в городе много пустующего жилья. Этот факт очень печалит местные власти. По словам замглавы города Александра Рейнгольда, администрация Дебальцево обратилась к Народному совету ДНР с инициативой принять закон, позволяющий конфисковать квартиру, владелец которой не появлялся в городе больше 10 лет.

– Половина города пустует, а официально заселить туда людей мы не имеем права, – говорит Рейнгольд. – Люди живут в нечеловеческих условиях. Мы строим маневренный фонд – общежития, но он же не резиновый.

На сегодняшний день из 221 (всего их было 287) разрушенных многоквартирных домов в Дебальцево 81 дом готовится к сдаче в июне, к концу декабря должны отремонтировать следующую партию из 49 домов. В ситуации с частным сектором цифры в процентном соотношении не такие внушительные. До войны в городе насчитывалось 6,5 тысяч одноэтажных домов, из которых 227 были уничтожены до основания, а около тысячи имеют значительные повреждения. Пока отстроили заново только 41 дом, на этот год запланировано строительство еще 47.

Раиса Романовна живёт на окраине. У неё в 84 года уже никого не осталось, сын погиб 10 лет назад, попав под поезд. В однокомнатной квартирке в ветхом деревянном доме тепло. Телевизора нет, скупыми новостями приходят делиться соседки. Чай черный в пакетиках, сахар – гуманитарная помощь. Сладкая булка куплена на пенсию – 1200 рублей. Из этих же денег выкраивает на батарейки для слухового аппарата – 25 рублей за штуку.

Баба Рая почти никуда не ходит, ей тяжело подниматься на второй этаж. До войны у неё рядом с квартирой был крошечный домик, который она ласково называет «барачок». Стены барака уцелели, но остатки шифера уже после войны растащили соседи. Вот если бы его, «барачок», починили ...

– Да ладно тебе, Романовна. Людям вообще жить негде, а у тебя по стенам не течёт и радуйся, – вклинивается соседка.

– Ну да. Ну да, – соглашается баба Рая, но ей все равно очень жалко свой «барачок», купленный на последние деньги.

– Мне там так летом хорошо было, цветы у меня там, виноград, выйду хоть полюбуюсь.

Прослышав, что «приехала пресса», в квартиру заглядывает соседка. За глаза её здесь называют «Таня, которая живет с ополченцем».

– Тетя Рая, ты меня искала?

– Да, Таня. Ты нашла денег?

– Нет, но вот я ему кусок хлеба принесла, он у меня «дэнээровец»,- хищно стреляет глазами в журналистов Таня.

Лакомую, с точки зрения Тани, наживку мы игнорируем, а Раиса Романовна протягивает ей 100 рублей и говорит сурово:

– Вот смотри, Таня, при всех тебе говорю – последний раз даю.

– Хорошо, спасибо, – елейно отвечает Таня, которую явно больше, чем сторублевка, теперь интересуем мы. – У меня вон дом, видите? Сфотографируйте, пожалуйста, помогите нам. Пойдемте.

Таня тянет во двор, где рядом с многоквартирным домом впритык стоят два барака. Первый, с целыми стенами, это бабы Раи. От Таниной части остались руины. Со своим «дэнээровцем» она живет в летней кухне.

– Пьяница, – шепчет мне Раиса Романовна, пока Таня причитает перед камерой фотографа. – Все ходит и ходит. Все просит и просит. А я не могу отказать. Все даю и даю.

Тем временем Таню уже не остановить:

– Вот здесь воронка, видите, вот здесь я маму хоронила, за сараем рыла, ее перезахоронили потом, когда я с ранением лежала, вот две кошки, я их спасла, а вот «дэнээровец» ...

– Ополченец? А что значит кинули?

– Да, он «дэнээровец», а его взяли и кинули, в одном камуфляже оставили.

«Дэнээровец», которого кинули, мрачно строгает какую-то палку и не вмешивается. Становится понятно, что для Тани за прошедший год работа с журналистами вышла на профессиональный уровень – для камеры нужна экспрессия, короткие емкие фразы и лучше несколько дублей. Не почувствовав с нашей стороны должного интереса, Таня применяет тяжелую артиллерию:

– Ребята, покажите всему миру. За что? За что? За что, ребята, – срывается она на трагический крик. – Спасибо вам. Спасибо вам. А еще погреб. Погреб видели?

За мечущейся перед журналистами Таней ревниво наблюдает Раиса Романовна. Кажется, она понимает, что никто ей барак не починит, да и новый слуховой аппарат купят вряд ли.

Восстановление Дебальцево в плане Донецкой народной республики стоит на приоритетном месте. Прежде всего потому, что город перспективен с точки зрения экономического развития. Поднимать другие стертые с лица земли села — нет ни физических, ни финансовых возможностей. Поэтому упор планируется делать на укрупнение таких городов как Донецк, Горловка и Дебальцево — здесь людям проще дать работу, обеспечить их инфраструктурой. На сегодняшний день в ДНР завершен первый этап восстановления — отремонтированы больницы, школы, объекты ЖКХ. Чтобы ликвидировать последствия войны полностью, понадобится как минимум три года. Сколько денег уже вложено и сколько еще потребуется — ответ на этот вопрос не могут дать даже в правительстве ДНР.

«Материалы в республике только частично выпускаются, основной объем завозится из России, – говорит замминистра строительства и ЖКХ Александр Коваленко. – Поэтому, какая сумма пошла на материалы, мы не знаем. Из опыта мы понимаем, что разговор идет о миллиардах вложенных денег в восстановление».

Еще одна проблема заключается в том, что восстановление в ряде районов — это сизифов труд. В одном только поселке Октябрьский четыре раза ремонтировали больницу, а она каждый раз попадает под обстрел и выходит из строя. Таких районов только в Донецке три, а еще есть Пески, Авдеевка, Степашино. Или, например, Горловка, где с начала февраля, в преддверии встречи «нормандской четверки» по итогам Минского перемирия, снова начались обстрелы.